Парень и его пес [другой перевод] - Харлан Эллисон

— В третьем ряду перед нами, — сказал Клык. — У самого прохода. Пацаном переоделась.

— Не понимаю. Как это ты ее чуешь, а остальные не могут?

— Ну, Альберт. Ты забыл, кто я, а кто остальные.

— Не забыл. Просто не верю.

Если честно, я все-таки ему верил. Когда такой пес, как Клык, научит такого обормота, каким я когда-то был, стольким вещам, начнешь верить всему, что он болтает. С учителем особо не поспоришь.

А ведь он выучил меня и читать, и писать, и слагать, и вычитать — короче, всему, что нужно знать, чтобы тебя считали умным. Хоть это сейчас и не особенно в жилу. Но все-таки знание, по-моему, не вредит.

(Чтение, к примеру, штука полезная. Может очень пригодиться, когда находишь в каком-нибудь раздолбанном универсаме консервы. Даже если этикетки без картинок, всегда можно выбрать что нужно. Пару раз чтение позволяло мне не зариться на консервированную свеклу. Блин, терпеть не могу свеклы!)

Так что, по правде, я Клыку верил. Верил, что он может почуять телку, когда другие мутты не могут. Он мне сто раз рассказывал. Страшно любит про это болтать, говорит — это его история. Ха! Я не такой кретин! Я знаю, что такое история. История — это все то говно, которое было до меня.

Но мне нравилось слушать про историю прямо от Клыка. Чтобы он не тыкал меня носом в те вонючие книжки, что вечно отовсюду притаскивал. А раз эта особая история была сплошь про него, то он без конца ее и рассказывал пока я всю ее не выучил, в смысле, не вызубрил. Запомнил слово в слово.

А когда мутт выучит тебя всему-всему да еще когда ты вызубришь его историю, как тут не поверить? Поверишь, куда денешься. Только я этому ссыкуну облезлому ни в жизнь не признаюсь.

Вот что я вызубрил:

Больше пятидесяти лет назад, еще до того, как закончилась Третья Мировая война, в Лос-Анджелесе, а точнее, в Церритосе, жил человек по фамилии Бузинг. Дрессировал псов. Делал из доберманов, датских догов, шнауцеров и японских акит как разведчиков и сторожевых псов, так и бойцов. Была у него одна четырехгодовалая сука немецкой овчарки по кличке Гингер. Работала в бригаде по розыску наркотиков полиции Лос-Анджелеса. Вынюхивала марихуану. Где хочешь вынюхивала. Там даже поставили опыт. Разложили в одном торговом складе 25000 коробок, причем пять из них — с марихуаной. Марихуану обернули целлофаном, потом оловянной фольгой, потом плотным пергаментом, а под конец еще и вложили в три отдельные запечатанные картонки. Гингер за семь минут нашла все пять коробок. И в то же самое время, что Гингер трудилась на ниве борьбы с наркоманией, девяносто двумя милями к северу, в Санта-Барбаре, биологам удалось извлечь и сконцентрировать спинномозговую жидкость дельфинов. Потом ее впрыснули южноафриканским бабуинам и псам. Проделали метаморфические операции и прочие пересадки. Успешным продуктом всех экспериментов явился двухгодовалый кобель пули по кличке Абу, который мог общаться с людьми телепатически Дальнейшие эксперименты и скрещивание дали первых боевых псов — как раз к Третьей Мировой. Псы эти — телепатирующие на небольшие расстояния, легко подвергающиеся дрессировке, способные под контролем человека выслеживать живую силу, горючее, отравляющие вещества, радиацию — образовали штурмовые отряды для нового вида войны. Селективные черты прекрасно воспроизводились в потомстве. А телепатические способности доберманов, борзых, акит, пули и шнауцеров развивались все сильнее и сильнее.

Абу и Гингер были предками Клыка.

Так он мне, по крайней мере, тысячу раз твердил.

Долбил и долбил мне эту историю — в тех же самых словах, в каких рассказали ему. До сих пор я все-таки сомневался.

Но, может, хвостатый и впрямь был каким-то особенным?

Я посмотрел на пацана, который скрючился в сиденье у прохода в трех рядах передо мной. Ни хрена не поймешь. Натянул шапочку чуть ли не на нос, а свитер с горлом до самого подбородка.

— Ты уверен?

— Зуб даю. Это девка.

— Если так, дрочит она, как пацан.

Клык заржал.

— Надо же! — саркастически произнесла псина.

Таинственный чувак стал по второму разу смотреть “Жестокий обман”. Если это и вправду была телка, тогда понятно. Большинство волкоходов и членов шараг разошлись сразу после мохнатой порнухи. Новых зрителей в “Метрополе” почти не прибавилось. Значит, улицы успеют опустеть. Тогда пацану (телке?) гораздо легче будет добраться куда надо. Я тоже принялся смотреть “Жестокий обман”. А Клык вздумал покемарить. Когда загадочный кент встал, я решил дать ему время забрать оружие (если оно у него есть) и малость отойти. Потом потянул Клыка за большое мохнатое ухо.

— Идем.

Потопали по проходу. Получив оружие, я проверил улицу. Пусто.

— Ну, нос, — спросил я у Клыка, — куда он двинул?

— Не он, а она. Направо.

Я пошел туда, на ходу набивая “браунинг” патронами. Среди разбомбленных каркасов зданий пока что ничего движущегося не проглядывало. Этому району в свое время сильно досталось. Но когда Наша Кодла взяла в работу “Метрополь”, ничего другого им восстанавливать не пришлось. Смешно сказать! Да, каждая шарага вносила свой вклад. Драконам приходилось обслуживать целую электростанцию, Кодла Теда заботилась о горючем, Дуболомы вкалывали на марихуановых плантациях, Черные Барбадосцы каждый год теряли по десятку урлаков на очистке радиационных ям по всему городу — а Наша Кодла всего-навсего гоняла кино!

Да, кто бы ни был ее вожаком в те годы, когда из рыщущих по городу волкоходов стали складываться шараги, следовало отдать ему должное. Крутой чувак. Мозга. Мигом въехал, за что ухватиться.

— Здесь свернула, — заметил Клык.

Я держался следом, пока он петлял к краю города — к синевато-зеленой радиации, все еще мерцавшей с холмов. Тут я понял, что Клык не ошибся. Здесь как раз приткнулся вход в спускач к низухам. Точно — телка!

Аж жопа вспотела, стоило об этом подумать. Наконец-то потрахаюсь! Почти месяц прошел с тех пор, как Клык вынюхал ту бесхозную чувиху в подвале торгового центра. Грязная, сука. Нахватался от нее сикарах. Но все-таки баба. Когда связал и сунул пару раз в рыло, стала ничего.

Ей и самой понравилось — хоть и харкалась, и орала, что прикончит меня, как только освободится. Тогда я на случай чего не стал ее развязывать. Через неделю-другую зашел посмотреть — ее уже там не было.

— Осторожно, — предупредил Клык, огибая почти невидную в густой тени воронку. На дне воронки что-то шевелилось.

Пробираясь по пустырю, я сообразил, почему почти все волкоходы и члены шараг — парни. Большинство девчонок погибли в войну. Так обычно и бывает, когда войны, — по крайней мере, так мне Клык говорил. Ну а то, что рождалось потом, редко бывало мальчиком или девочкой- Чаще всего этих тварей разбивали об стену сразу же, как вытащат из брюха матери.

Немногие телки, что не ушли в низухи заодно с буржуями, были крутыми блядями-волкоходками — вроде той, из торгового центра. Резкие, хитрожопые. Такая и ноги раздвинуть не успеет, как уже норовит чикнуть тебя бритвой по горлу. Чем старше становится, тем труднее с мягкими жопами.

Но временами все-таки или какой-нибудь телке надоедало быть общей собственностью шараги, или пять-шесть шараг отваживались закатиться в одну из низух за свеженьким, или — ну да, как в этот раз — у какой-нибудь буржуйской низушной телки жопа чесалась поглядеть настоящую, мохнатую порнуху, и она поднималась наверх.

Скоро потрахаюсь! Ох, как хотелось вдуть!

Ни хрена тут не было, кроме пустых трупов развороченных зданий. А один квартал вообще пропал. Будто опустился с неба громадный пресс — хрясь! — и обратил все в мелкую пыль. Телка, как я подметил, порядком ссала. Шла неуверенно, без конца оглядывалась. Знала, девочка, что место тут опасное. Блин, знала бы она, насколько опасное!

В самом конце расплющенного квартала стояло одинокое здание — словно по нему случайно разок промазали, да так и оставили. Телка нырнула туда — и вскоре я увидел скачущее по стенам светлое пятнышко. Фонарик? Наверное.

Мы с Клыком перешли улицу и укрылись в тени под зданием. А здание это оказалось всем, что осталось от ХСМЛ. От “Христианского союза молодых людей”. Не зря Клык меня читать выучил.

Интересно, что за хрен такой был этот союз молодых людей. Когда умеешь читать, вопросов возникает больше, чем когда ты полный дебил.

Мне не хотелось, чтобы она оттуда выходила. Там, внутри, можно разложить ее не хуже, чем где-то еще. Так что я оставил Клыка на стреме у передней лестницы и пробрался к заднему ходу. Все двери и окна были, ясное дело, высажены. Влезть туда — нет проблем. Подтянулся к окну за карниз и спрыгнул внутрь. Темнотища. И ни звука. Только ее шаги — там, в другой стороне этого самого ХСМЛ. Я не знал, как у нее с оружием, и рисковать не собирался. Сунул на место браунинг и достал кольт. "Щелкать не пришлось — в патроннике всегда была пуля.